Жан Жене. Стихотворения
избранное
à Maurice PILORGE
assassin de vingt ans
Le vent qui roule un coeur sur le pavé des cours,
Un ange qui sanglote accroché dans un arbre,
La colonne d’azur qu’entortille le marbre
Font ouvrir dans ma nuit des portes de secours.
Un pauvre oiseau qui meurt et le goût de la cendre,
Le souvenir d’un oeil endormi sur le mur,
Et ce poing douloureux qui menace l’azur
Font au creux de ma main ton visage descendre.
Ce visage plus dur et plus léger qu’un masque
Est plus lourd à ma main qu’aux doigts du receleur
Le joyau qu’il empoche ; il est noyé de pleurs.
Il est sombre et féroce, un bouquet vert le casque.
Морису Пилоржу,
двадцатилетнему убийце
Как шар сухой травы по плитам мостовой,
По пыльному двору катает сердце ветер.
И мрамор оплела лазурь, как будто ветка,
В ночи открылась дверь — мой дом, спаситель мой.
И привкус табака, и мертвый соловей,
Испуганный зрачок, искривленные губы,
И сжавшийся кулак грозил небесной глыбе,
И вот твое лицо лежит в руке моей.
Мне кажется, оно картонной легче маски
И тяжелее, чем в руках ростовщика
Ворованный бриллиант. В слезах твоя щека,
И ветка надо лбом, словно плюмаж на каске.
***
Un dormeur de seize ans appelle des bouées
Que nul marin ne lance au dormeur affolé.
Un enfant reste droit, contre le mur collé.
Un autre dort bouclé dans ses jambes nouées.
Toi quand tu seras prêt, en arme pour le crime,
Masqué de cruauté, casqué de cheveux blonds,
Sur la cadence folle et brève des violons
Égorge une rentière en amour pour ta frime.
Apparaîtra sur terre un chevalier de fer
Impassible et cruel, visible malgré l’heure
Dans le geste imprécis d’une vieille qui pleure.
Ne tremble pas surtout devant son regard clair.
Rocher de granit noir sur le tapis de laine,
Une main sur sa hanche, écoute-le marcher.
Marche vers le soleil de son corps sans péché,
Et t’allonge tranquille au bord de sa fontaine.
Chaque fête du sang délègue un beau garçon
Pour soutenir l’enfant dans sa première épreuve.
Apaise ta frayeur et ton angoisse neuve.
Suce mon membre dur comme on suce un glaçon.
Mordille tendrement le paf qui bat ta joue,
Baise ma queue enflée, enfonce dans ton cou
Le paquet de ma bite avalé d’un seul coup.
Étrangle-toi d’amour, dégorge, et fais ta moue!
Так спят в шестнадцать лет и молятся во сне
Спасительной ладье, спасательному кругу,
Но ни один матрос им не протянет руку.
А рядом с ним другой спит, прислонясь к стене.
Ты видишь тех рантьерш? Послушай-ка, остынь
Притворщик-лицедей и, усмехнувшись горько,
Ты просто подойдешь и перережешь горло
Какой-нибудь из тех зажравшихся гусынь.
А как сойдет с небес железный всадник хмурый,
Невозмутим, как бог, чуть различим во мгле,
И оказавшись с ним на выжженной земле,
Ты только не дрожи перед его прищуром.
Гранитная скала на шерстяном ковре,
Кулак прижат к бедру, вы слышите, идет он,
Его безгрешная плоть, и взгляд его наметан,
Он выберет тебя, как принято в игре.
Достанется ему прекраснейший юнец.
Как робок ты еще, неловкий недотрога.
Но успокой свой страх, уйми свою тревогу,
И в рот возьми его, как мальчик — леденец.
Впусти, как в темный храм, в глубь горла твоего
Мой воспаленный жезл, не дай ему пощады,
Покусывай, целуй, возьми его за щеку,
Глотай, и извергай, и отвергай его!
***
Adore à deux genoux, comme un poteau sacré,
Mon torse tatoué, adore jusqu’aux larmes
Mon sexe qui se rompt, te frappe mieux qu’une arme,
Adore mon bâton qui va te pénétrer.
Il bondit sur tes yeux ; il enfile ton âme,
Penche un peu la tête et le vois se dresser.
L’apercevant si noble et si propre au baiser
Tu t’inclines très bas en lui disant : « Madame!»
Madame écoutez-moi ! Madame on meurt ici!
Le manoir est hanté ! La prison vole et tremble!
Au secours, nous bougeons ! Emportez-nous ensemble,
Dans votre chambre au ciel, Dame de la merci!
Appelez le soleil, qu’il vienne et me console.
Étranglez tous ces coqs ! Endormez le bourreau!
Le jour sourit mauvais derrière mon carreau.
La prison pour mourir est une fade école.
Sur mon cou sans armure et sans haine, mon cou
Que ma main plus légère et grave qu’une veuve
Effleure sous mon col, sans que ton coeur s’émeuve,
Laisse tes dents poser leur sourire de loup.
Ô viens mon beau soleil, ô viens ma nuit d’Espagne,
Arrive dans mes yeux qui seront morts demain.
Arrive, ouvre ma porte, apporte-moi ta main,
Mène-moi loin d’ici battre notre campagne.
Пей, на колени встав, из этого сосуда,
Люби меня до слез, сожги меня дотла.
Мой меч разит сильней, чем пуля и стрела,
Мой раб царит везде и проникает всюду.
Чуть отстранясь, взгляни, я все тебе отдам,
Он, устремясь вперед, твою пронзает душу,
Увидев, как он тверд, прекрасен и послушен,
Ты, низко поклонясь, скажи ему: «Мадам!»
Послушайте, Мадам! Здесь невозможно боле!
Здесь призраки живут! Тюрьма-фантом парит!
На помощь, мы летим! Ты всех нас забери
В небесный свой чертог, благодаренье Богу!
Ты солнце позови, пускай укажет путь.
Всех петухов — под нож! В сех палачей — в колодцы!
За прутьями тюрьмы день злобно усмехнется:
Тюрьма — чтоб умереть. Запомнил? Н е забудь.
Нет у меня брони. И ненависти тоже.
Стою незащищен, одетый в легкий плащ,
А над воротничком — полоска белой кожи,
Чтоб именно сюда поцеловал палач.
О солнце надо мной! И спанской ночи тяжесть!
Войди в мои глаза — они умрут с зарей.
Войди в мою тюрьму, и дверь мою открой,
И уведи меня скитаться и бродяжить.
à Maurice PILORGE
assassin de vingt ans
Le vent qui roule un coeur sur le pavé des cours,
Un ange qui sanglote accroché dans un arbre,
La colonne d’azur qu’entortille le marbre
Font ouvrir dans ma nuit des portes de secours.
Un pauvre oiseau qui meurt et le goût de la cendre,
Le souvenir d’un oeil endormi sur le mur,
Et ce poing douloureux qui menace l’azur
Font au creux de ma main ton visage descendre.
Ce visage plus dur et plus léger qu’un masque
Est plus lourd à ma main qu’aux doigts du receleur
Le joyau qu’il empoche ; il est noyé de pleurs.
Il est sombre et féroce, un bouquet vert le casque.
Морису Пилоржу,
двадцатилетнему убийце
Как шар сухой травы по плитам мостовой,
По пыльному двору катает сердце ветер.
И мрамор оплела лазурь, как будто ветка,
В ночи открылась дверь — мой дом, спаситель мой.
И привкус табака, и мертвый соловей,
Испуганный зрачок, искривленные губы,
И сжавшийся кулак грозил небесной глыбе,
И вот твое лицо лежит в руке моей.
Мне кажется, оно картонной легче маски
И тяжелее, чем в руках ростовщика
Ворованный бриллиант. В слезах твоя щека,
И ветка надо лбом, словно плюмаж на каске.
***
Un dormeur de seize ans appelle des bouées
Que nul marin ne lance au dormeur affolé.
Un enfant reste droit, contre le mur collé.
Un autre dort bouclé dans ses jambes nouées.
Toi quand tu seras prêt, en arme pour le crime,
Masqué de cruauté, casqué de cheveux blonds,
Sur la cadence folle et brève des violons
Égorge une rentière en amour pour ta frime.
Apparaîtra sur terre un chevalier de fer
Impassible et cruel, visible malgré l’heure
Dans le geste imprécis d’une vieille qui pleure.
Ne tremble pas surtout devant son regard clair.
Rocher de granit noir sur le tapis de laine,
Une main sur sa hanche, écoute-le marcher.
Marche vers le soleil de son corps sans péché,
Et t’allonge tranquille au bord de sa fontaine.
Chaque fête du sang délègue un beau garçon
Pour soutenir l’enfant dans sa première épreuve.
Apaise ta frayeur et ton angoisse neuve.
Suce mon membre dur comme on suce un glaçon.
Mordille tendrement le paf qui bat ta joue,
Baise ma queue enflée, enfonce dans ton cou
Le paquet de ma bite avalé d’un seul coup.
Étrangle-toi d’amour, dégorge, et fais ta moue!
Так спят в шестнадцать лет и молятся во сне
Спасительной ладье, спасательному кругу,
Но ни один матрос им не протянет руку.
А рядом с ним другой спит, прислонясь к стене.
Ты видишь тех рантьерш? Послушай-ка, остынь
Притворщик-лицедей и, усмехнувшись горько,
Ты просто подойдешь и перережешь горло
Какой-нибудь из тех зажравшихся гусынь.
А как сойдет с небес железный всадник хмурый,
Невозмутим, как бог, чуть различим во мгле,
И оказавшись с ним на выжженной земле,
Ты только не дрожи перед его прищуром.
Гранитная скала на шерстяном ковре,
Кулак прижат к бедру, вы слышите, идет он,
Его безгрешная плоть, и взгляд его наметан,
Он выберет тебя, как принято в игре.
Достанется ему прекраснейший юнец.
Как робок ты еще, неловкий недотрога.
Но успокой свой страх, уйми свою тревогу,
И в рот возьми его, как мальчик — леденец.
Впусти, как в темный храм, в глубь горла твоего
Мой воспаленный жезл, не дай ему пощады,
Покусывай, целуй, возьми его за щеку,
Глотай, и извергай, и отвергай его!
***
Adore à deux genoux, comme un poteau sacré,
Mon torse tatoué, adore jusqu’aux larmes
Mon sexe qui se rompt, te frappe mieux qu’une arme,
Adore mon bâton qui va te pénétrer.
Il bondit sur tes yeux ; il enfile ton âme,
Penche un peu la tête et le vois se dresser.
L’apercevant si noble et si propre au baiser
Tu t’inclines très bas en lui disant : « Madame!»
Madame écoutez-moi ! Madame on meurt ici!
Le manoir est hanté ! La prison vole et tremble!
Au secours, nous bougeons ! Emportez-nous ensemble,
Dans votre chambre au ciel, Dame de la merci!
Appelez le soleil, qu’il vienne et me console.
Étranglez tous ces coqs ! Endormez le bourreau!
Le jour sourit mauvais derrière mon carreau.
La prison pour mourir est une fade école.
Sur mon cou sans armure et sans haine, mon cou
Que ma main plus légère et grave qu’une veuve
Effleure sous mon col, sans que ton coeur s’émeuve,
Laisse tes dents poser leur sourire de loup.
Ô viens mon beau soleil, ô viens ma nuit d’Espagne,
Arrive dans mes yeux qui seront morts demain.
Arrive, ouvre ma porte, apporte-moi ta main,
Mène-moi loin d’ici battre notre campagne.
Пей, на колени встав, из этого сосуда,
Люби меня до слез, сожги меня дотла.
Мой меч разит сильней, чем пуля и стрела,
Мой раб царит везде и проникает всюду.
Чуть отстранясь, взгляни, я все тебе отдам,
Он, устремясь вперед, твою пронзает душу,
Увидев, как он тверд, прекрасен и послушен,
Ты, низко поклонясь, скажи ему: «Мадам!»
Послушайте, Мадам! Здесь невозможно боле!
Здесь призраки живут! Тюрьма-фантом парит!
На помощь, мы летим! Ты всех нас забери
В небесный свой чертог, благодаренье Богу!
Ты солнце позови, пускай укажет путь.
Всех петухов — под нож! В сех палачей — в колодцы!
За прутьями тюрьмы день злобно усмехнется:
Тюрьма — чтоб умереть. Запомнил? Н е забудь.
Нет у меня брони. И ненависти тоже.
Стою незащищен, одетый в легкий плащ,
А над воротничком — полоска белой кожи,
Чтоб именно сюда поцеловал палач.
О солнце надо мной! И спанской ночи тяжесть!
Войди в мои глаза — они умрут с зарей.
Войди в мою тюрьму, и дверь мою открой,
И уведи меня скитаться и бродяжить.