Пабло Пикассо. Поэтические тексты
избранное
28 октября 1935 года
если я думаю на каком-то языке и пишу «в лесу собака идет по следу зайца» и хочу перевести все это на другой я должен сказать «стол из белого дерева погружает лапы в песок и почти умирает от боязни понять насколько он глуп»
8 ноября 1935 года
никакой лжи и поднятых рук и что еще говорить в этот ясный торжественный миг и немного комичный когда стол встает на дыбы и демонстрирует поверженному врагу свою исколотую грудь и так смешно изумлять какое-нибудь пойло своей чистокровной кровью хлебцев и холодной моркови и оставаться спокойным перед любой опасностью перед ножами которые разбегаются и бросают его даже не подумав обернуться в сладостных луковых слезах и не отдают себе отчета ни в мольбах ни в просьбах целой толпы доводов хоть разбейте носы если капелька солнца слепит но оно уже так устало и принимается греть похлебку когда сияющая скатерть распространяет свой желток ступая шагом отмеряющим голубизну тарелок и углубляется в зелень ветвей только затем чтобы сыграть шутку с часовщиком и собакой которая лижет резцом ощерившуюся рану и она в этот миг занимаясь огнем как картина являет нечто вроде крыльев голубки цвета сирени поднимающих в воздух кастрюлю и обретающих слово что приникает к ладони напиться свежей воды текущей спускающейся и растекающейся чтобы вписать свою историю в гребень волны
28 декабря 1935 года
оседлав этот поздний вечер всей своей печенкой и потрохами припавший к озеру незабудок открытому настежь любому ветру и поддерживая руками крылья разбитые ритмом криков я прогуливался когда внезапно сигарета как безумная обвилась вокруг моего пальца и ужалила меня до крови
29 февраля 1936 года
плот медузы освобождается от моря чтобы взлететь и овладеть крохотным ледяным следом птицы
если плот медузы наконец освобожденный от оков улетает во тьму то летит он следом за этим крохотным ледяным следом
если плот медузы сбрасывает цепи и плывет уцепившись концами пальцев за лохмотья волн то лоб его разбивается вдрызг о камень брызг птичьего крыла освобожденного от крохотного и ледяного
если плот медузы сбросивший цепи плывет уцепившись концами пальцев только за эти лохмотья волн то лоб его разбивается вдрызг о камень брызг изрытый птичьим крылом освободившимся от подбитой птицы нежной птицы поющей на самом кончике рога огромного влюбленного быка
8 марта 1936 года
с ударом колокола скука накрывает свою похлебку из прожорливых угрей и натирает стручковым перцем бахрому слез на линзы бинокля в котором снаряд внезапно останавливает свой полет вовсю прислушиваясь к мышам шуршащим в палатке бьют барабаны бьются стаканы до краев наполненные прозрачной водой того почти непременно необходимого что освещает ночь своей весны булавочными головками рука опускается и рассеянно поглаживает тонкую полоску на челе отточенного лезвия вставшего на задние лапы среди пустыни этой зари восьмого дня месяца марта а в ставни задувает мелодию песни перьев и тогда приоткрывается лицо тайны свернувшейся в смрадный шарик в самой глубине забвения и цветок наигрывает на флейте аромат финала
22 марта 1936 года
вот хлебная крошка так нежно положенная ее пальцами на краешек неба настолько голубого дышащего будто это морская раковина вместо небес флейтист взмахивает крыльями с каждой цветущей весенней каплей которые превращают в клочья ее платье и окно раздувается и заполняет комнату и уносит парящие в воздухе ее длинные волосы
29 апреля 1936 года
если убрать все линии с полотна на котором изображена голова молодой девушки появляется парящий вокруг белизны аромат будто небу хлопнули по плечу появляется белая зависть появляются сыр маки белое вино согретое выстрелами по голубям белого флейтиста желтый крик размеренного как удары хлыста полета ласточки на молочной сиреневой заволоке лошадиного глаза крылатый конь в желтой пене на белом корсаже сиреневой пики линующий карандашом прыжки белой козочки сиреневая звезда желтый простор на серпе луны блюдо фасоли сиреневая дуга протянутая к желтому ирису кобальт синий индиго в сиреневых прожилках желтого шифера с белым оперением добавить голубого веревка на шее сиреневый желтый голубка с голубым выменем обезглавленный выкусывающий белой губой из сиреневой руки желтое озеро ложный воротник синего цвета крыса пожирающая сиреневый колос желтый голубой сиреневый желтый голубой голубой голубой голубой линия текущая по спирали мост попавший первым на последнем дыхании в самое яблочко
2 июля 1937 года
что за грустная участь у стула пронзенного старой мандрагорой — кривой — мелко порубленный — сшитый белой ниткой как платье новобрачной и ударом шпаги полученным рожком газовой горелки которой вспыхивает северная заря разложившая для просушки на увядшем цветке из куска сиреневого шелкового смеха желтый лимон счетов небылиц и оранжевых слез спикировавших на машину приторной ночи.
что за кокетливое желание поджарить груду реверансов на шерсти разъяренного зверя — слушай ухо прильнувшее к аромату чабреца удары хлыста в своих щиколотках — что за грустная нищенская участь у стула жаждущего ласки и пронзенного тысячей весен она приносит сожаления зеркала по поводу его раны на рубашке из паучьей паутины старой нищенки записанной на спине свободного выбора пожираемого булавочными червями который пересекает стебель цветка апельсинового дерева приколотого в центре занавеса закрывающего мандрагору
28 октября 1935 года
если я думаю на каком-то языке и пишу «в лесу собака идет по следу зайца» и хочу перевести все это на другой я должен сказать «стол из белого дерева погружает лапы в песок и почти умирает от боязни понять насколько он глуп»
8 ноября 1935 года
никакой лжи и поднятых рук и что еще говорить в этот ясный торжественный миг и немного комичный когда стол встает на дыбы и демонстрирует поверженному врагу свою исколотую грудь и так смешно изумлять какое-нибудь пойло своей чистокровной кровью хлебцев и холодной моркови и оставаться спокойным перед любой опасностью перед ножами которые разбегаются и бросают его даже не подумав обернуться в сладостных луковых слезах и не отдают себе отчета ни в мольбах ни в просьбах целой толпы доводов хоть разбейте носы если капелька солнца слепит но оно уже так устало и принимается греть похлебку когда сияющая скатерть распространяет свой желток ступая шагом отмеряющим голубизну тарелок и углубляется в зелень ветвей только затем чтобы сыграть шутку с часовщиком и собакой которая лижет резцом ощерившуюся рану и она в этот миг занимаясь огнем как картина являет нечто вроде крыльев голубки цвета сирени поднимающих в воздух кастрюлю и обретающих слово что приникает к ладони напиться свежей воды текущей спускающейся и растекающейся чтобы вписать свою историю в гребень волны
28 декабря 1935 года
оседлав этот поздний вечер всей своей печенкой и потрохами припавший к озеру незабудок открытому настежь любому ветру и поддерживая руками крылья разбитые ритмом криков я прогуливался когда внезапно сигарета как безумная обвилась вокруг моего пальца и ужалила меня до крови
29 февраля 1936 года
плот медузы освобождается от моря чтобы взлететь и овладеть крохотным ледяным следом птицы
если плот медузы наконец освобожденный от оков улетает во тьму то летит он следом за этим крохотным ледяным следом
если плот медузы сбрасывает цепи и плывет уцепившись концами пальцев за лохмотья волн то лоб его разбивается вдрызг о камень брызг птичьего крыла освобожденного от крохотного и ледяного
если плот медузы сбросивший цепи плывет уцепившись концами пальцев только за эти лохмотья волн то лоб его разбивается вдрызг о камень брызг изрытый птичьим крылом освободившимся от подбитой птицы нежной птицы поющей на самом кончике рога огромного влюбленного быка
8 марта 1936 года
с ударом колокола скука накрывает свою похлебку из прожорливых угрей и натирает стручковым перцем бахрому слез на линзы бинокля в котором снаряд внезапно останавливает свой полет вовсю прислушиваясь к мышам шуршащим в палатке бьют барабаны бьются стаканы до краев наполненные прозрачной водой того почти непременно необходимого что освещает ночь своей весны булавочными головками рука опускается и рассеянно поглаживает тонкую полоску на челе отточенного лезвия вставшего на задние лапы среди пустыни этой зари восьмого дня месяца марта а в ставни задувает мелодию песни перьев и тогда приоткрывается лицо тайны свернувшейся в смрадный шарик в самой глубине забвения и цветок наигрывает на флейте аромат финала
22 марта 1936 года
вот хлебная крошка так нежно положенная ее пальцами на краешек неба настолько голубого дышащего будто это морская раковина вместо небес флейтист взмахивает крыльями с каждой цветущей весенней каплей которые превращают в клочья ее платье и окно раздувается и заполняет комнату и уносит парящие в воздухе ее длинные волосы
29 апреля 1936 года
если убрать все линии с полотна на котором изображена голова молодой девушки появляется парящий вокруг белизны аромат будто небу хлопнули по плечу появляется белая зависть появляются сыр маки белое вино согретое выстрелами по голубям белого флейтиста желтый крик размеренного как удары хлыста полета ласточки на молочной сиреневой заволоке лошадиного глаза крылатый конь в желтой пене на белом корсаже сиреневой пики линующий карандашом прыжки белой козочки сиреневая звезда желтый простор на серпе луны блюдо фасоли сиреневая дуга протянутая к желтому ирису кобальт синий индиго в сиреневых прожилках желтого шифера с белым оперением добавить голубого веревка на шее сиреневый желтый голубка с голубым выменем обезглавленный выкусывающий белой губой из сиреневой руки желтое озеро ложный воротник синего цвета крыса пожирающая сиреневый колос желтый голубой сиреневый желтый голубой голубой голубой голубой линия текущая по спирали мост попавший первым на последнем дыхании в самое яблочко
2 июля 1937 года
что за грустная участь у стула пронзенного старой мандрагорой — кривой — мелко порубленный — сшитый белой ниткой как платье новобрачной и ударом шпаги полученным рожком газовой горелки которой вспыхивает северная заря разложившая для просушки на увядшем цветке из куска сиреневого шелкового смеха желтый лимон счетов небылиц и оранжевых слез спикировавших на машину приторной ночи.
что за кокетливое желание поджарить груду реверансов на шерсти разъяренного зверя — слушай ухо прильнувшее к аромату чабреца удары хлыста в своих щиколотках — что за грустная нищенская участь у стула жаждущего ласки и пронзенного тысячей весен она приносит сожаления зеркала по поводу его раны на рубашке из паучьей паутины старой нищенки записанной на спине свободного выбора пожираемого булавочными червями который пересекает стебель цветка апельсинового дерева приколотого в центре занавеса закрывающего мандрагору