Джим Моррисон. Парижский дневник
поэма
Сколь много уже позабыто
Сколь много забыто
Сколько еще забывать
Однажды родившись, идея чистоты
безвозвратно все растворила.
Черный Музыкант
Из дома на холме.
Ниггер на колоде дров
Скелет в шкафу.
Прости. Я не тебя имел в виду.
Старик. Чья-то дочь.
Возникает и видит, что мы еще в комнате
у расстроенного пианино
в окружении плохих рисунков
его, идущего на работу
и новой жены приближение
(Свечные леса Нотр-Дама)
Нищенствующие монахини
с подвижными улыбками, бархатные накидочки
и замершие в каталепсии глаза.
Блуждающие по яркой мозаике оконных святцев.
Я так пишу, чтобы
привлечь тебя.
Дай мне свою любовь,
свои усталые глаза,
поведай мне свою печаль.
Маленький, никому не знакомый
парк. Мы прогуливаемся.
А с плакатов орет
безопасный бунт.
И усталые стены уже
ссыпают свои граффити в сухой песок цемента,
Песочные часы с заполненным вакуумом,
Я вспоминаю трассу
Лето, возле тебя,
Океан – брат,
Бури проносятся.
Электрические огни в ночи.
Дождь, ночь, несчастье, Задние места в вагонах.
Встряхнись! Ванда,
Толстожопая опустившаяся
женщина.
Мы все еще нуждаемся в тебе.
Шевели своими штучками-дрючками
внутри своей южной палатки.
Ну и что.
Это было действительно дико. Она начала голая и
надевала одежду
Старый и дешевый отель
С бомжами, стоящими в коридоре.
Джентльмены-бомжи, довольные
своей нищетой.
Через улицу - известное место встреч актеров.
С бывшим асом – дом бит-музыкантов
бит-поэтов
и бит-бродяг.
В традиции Дзен От Китая до
подземки
за 4 легких жизни
Плачущий, он покинул свое
насиженное место
по приказу полиции.
И его мебель выбросили
прочь, все пластинки
и памятные штучки, а репортеры
подсчитали слезы и проклятия для печати:
«Я надеюсь, Китайские торчки вас выловят»,
а так и будет
ибо мак
правит миром
Этот красивый нежный цветок.
Милый Билли!
Ты помнишь змею
Свою любимую
Такую ласковую
среди песчаных колючек
и кактусов.
Я помню.
И я помню звезды
в простреленную ночь,
Поедание мочалки
пока разум не очистится
Да не барахтаемся
ли мы в Персидской Ночи? Господи!
И есть дворец в
каньоне том
где ты рожден
и я рожден.
А теперь я одинокий парень
Пусти меня назад
в Сад.
В том каньоне
Голубых теней свет
Я встретил тебя
и уже тебя нет.
И сон мой уже окончен
Пусти меня назад
в свой Сад
Человек, ищущий потерянный Рай
выглядит дураком в глазах тех,
кто никогда
не искал никакого другого мира.
Где друзья лгут и плывут
в безумии
в своих собственных, частных садах
Отверстие зацвело и бумажные стены
дрогнули.
Чудовище явилось
в зеркале
Чтобы обсмеять комнату
и вписанного в нее одинокого дурака.
Дай мне песни
петь
и изумрудные сны смотреть.
И я подарю тебе
распустившуюся любовь.
Солнце
Под водой. Это было
одновременно чуждо и знакомо.
Ласты и маска черного парня с лодки.
Жидкая, прозрачная кровь
потекла из ноздрей
когда они показались на поверхности.
Показались и резко
ушли в свой влажный мир.
Внизу было Королевство
Империя неподвижного песка
и да, вечеринка пестрых
рыбок
– они уходят последними
Радостное море.
Я ем тебя
Избегая твоих говорящих костей
И выплевывая жемчужины.
Маленькая девочка
издала короткий крик
изумления, когда дубинка
ударила ее в бок
Я был там
рядом с пламенем
в телефонной будке.
Я видел как они атаковали
и слышал военный клич
индейцев.
И чувствовал адреналин
летящего страха.
беспредельный террор
пьяно шлепал
по бурлящей крови битвы
Нагими мы приходим
и уходим в синяках
Обнаженные лакомства
для медлительных червей
внизу
Вот и моя поэма для тебя
Огромный течной, трусливый, заплесневевший зверь.
Огромная надушенная адская развалина
Старая добрая болезнь
И летняя чума.
Огромная, проклятая богом сраная жопа
Трахающий свою мать урод.
Ты лжешь, надуваешь
воруешь, убиваешь.
Ты пьешь пойло Южного безумия
с неземной жадностью,
Ты умираешь покинутым и одиноким.
Грязный до подтяжек
А кто-то ходит в твоих бриджах
И кто бы это мог быть?
Ты знаешь
Ты знаешь больше
Чем даешь понять
Гораздо больше, чем притворяешься
Огромный мерзкий ангел-шлюха
Ты был добр ко мне.
Ты действительно был важной
шишкой для меня.
Скажи им, что ты пришел
и увидел и посмотрел в мои глаза
и увидел тень уходящей стражи
Мысли вовремя
но не к месту
Хитчхайкер
встал у края дороги
и поднял свой палец,
холодно оценивая
свой шанс.
Сколь много уже позабыто
Сколь много забыто
Сколько еще забывать
Однажды родившись, идея чистоты
безвозвратно все растворила.
Черный Музыкант
Из дома на холме.
Ниггер на колоде дров
Скелет в шкафу.
Прости. Я не тебя имел в виду.
Старик. Чья-то дочь.
Возникает и видит, что мы еще в комнате
у расстроенного пианино
в окружении плохих рисунков
его, идущего на работу
и новой жены приближение
(Свечные леса Нотр-Дама)
Нищенствующие монахини
с подвижными улыбками, бархатные накидочки
и замершие в каталепсии глаза.
Блуждающие по яркой мозаике оконных святцев.
Я так пишу, чтобы
привлечь тебя.
Дай мне свою любовь,
свои усталые глаза,
поведай мне свою печаль.
Маленький, никому не знакомый
парк. Мы прогуливаемся.
А с плакатов орет
безопасный бунт.
И усталые стены уже
ссыпают свои граффити в сухой песок цемента,
Песочные часы с заполненным вакуумом,
Я вспоминаю трассу
Лето, возле тебя,
Океан – брат,
Бури проносятся.
Электрические огни в ночи.
Дождь, ночь, несчастье, Задние места в вагонах.
Встряхнись! Ванда,
Толстожопая опустившаяся
женщина.
Мы все еще нуждаемся в тебе.
Шевели своими штучками-дрючками
внутри своей южной палатки.
Ну и что.
Это было действительно дико. Она начала голая и
надевала одежду
Старый и дешевый отель
С бомжами, стоящими в коридоре.
Джентльмены-бомжи, довольные
своей нищетой.
Через улицу - известное место встреч актеров.
С бывшим асом – дом бит-музыкантов
бит-поэтов
и бит-бродяг.
В традиции Дзен От Китая до
подземки
за 4 легких жизни
Плачущий, он покинул свое
насиженное место
по приказу полиции.
И его мебель выбросили
прочь, все пластинки
и памятные штучки, а репортеры
подсчитали слезы и проклятия для печати:
«Я надеюсь, Китайские торчки вас выловят»,
а так и будет
ибо мак
правит миром
Этот красивый нежный цветок.
Милый Билли!
Ты помнишь змею
Свою любимую
Такую ласковую
среди песчаных колючек
и кактусов.
Я помню.
И я помню звезды
в простреленную ночь,
Поедание мочалки
пока разум не очистится
Да не барахтаемся
ли мы в Персидской Ночи? Господи!
И есть дворец в
каньоне том
где ты рожден
и я рожден.
А теперь я одинокий парень
Пусти меня назад
в Сад.
В том каньоне
Голубых теней свет
Я встретил тебя
и уже тебя нет.
И сон мой уже окончен
Пусти меня назад
в свой Сад
Человек, ищущий потерянный Рай
выглядит дураком в глазах тех,
кто никогда
не искал никакого другого мира.
Где друзья лгут и плывут
в безумии
в своих собственных, частных садах
Отверстие зацвело и бумажные стены
дрогнули.
Чудовище явилось
в зеркале
Чтобы обсмеять комнату
и вписанного в нее одинокого дурака.
Дай мне песни
петь
и изумрудные сны смотреть.
И я подарю тебе
распустившуюся любовь.
Солнце
Под водой. Это было
одновременно чуждо и знакомо.
Ласты и маска черного парня с лодки.
Жидкая, прозрачная кровь
потекла из ноздрей
когда они показались на поверхности.
Показались и резко
ушли в свой влажный мир.
Внизу было Королевство
Империя неподвижного песка
и да, вечеринка пестрых
рыбок
– они уходят последними
Радостное море.
Я ем тебя
Избегая твоих говорящих костей
И выплевывая жемчужины.
Маленькая девочка
издала короткий крик
изумления, когда дубинка
ударила ее в бок
Я был там
рядом с пламенем
в телефонной будке.
Я видел как они атаковали
и слышал военный клич
индейцев.
И чувствовал адреналин
летящего страха.
беспредельный террор
пьяно шлепал
по бурлящей крови битвы
Нагими мы приходим
и уходим в синяках
Обнаженные лакомства
для медлительных червей
внизу
Вот и моя поэма для тебя
Огромный течной, трусливый, заплесневевший зверь.
Огромная надушенная адская развалина
Старая добрая болезнь
И летняя чума.
Огромная, проклятая богом сраная жопа
Трахающий свою мать урод.
Ты лжешь, надуваешь
воруешь, убиваешь.
Ты пьешь пойло Южного безумия
с неземной жадностью,
Ты умираешь покинутым и одиноким.
Грязный до подтяжек
А кто-то ходит в твоих бриджах
И кто бы это мог быть?
Ты знаешь
Ты знаешь больше
Чем даешь понять
Гораздо больше, чем притворяешься
Огромный мерзкий ангел-шлюха
Ты был добр ко мне.
Ты действительно был важной
шишкой для меня.
Скажи им, что ты пришел
и увидел и посмотрел в мои глаза
и увидел тень уходящей стражи
Мысли вовремя
но не к месту
Хитчхайкер
встал у края дороги
и поднял свой палец,
холодно оценивая
свой шанс.